Ведьмы, заключившие договор с демоном, но сохранившие веру в своем сердце, не должны подлежать суду инквизиторов
Нет времени писать. Это убивает.
Хотя....Вот сейчас могла бы собрать весь ворох ночьных воспоминаний, пахнущих дождем Китая, дешевыми чернилами и табаком, прошелестеть им - сдувая с них пыль, рассыпая белыми бабочками по полу - сюда, в тепло. Отдаться теплому прикосновению бумаги к кончикам пальцев, одновременно шершавой и гладкой, как клавиши старого черного пианино, живущего под самым чердаком музыкальной школы... (Там огромные окна, ловящие белыми, крылато распахнутыми створками, потоки ветра. И летящая с ними в пряном осеннем воздухе токката Баха. Моя любимая. Оттачиваемая острыми пальцами пианистки. И еще голуби, тепло воркующие с чердака, иногда забредающие в нашу каморку - спускающиеся, через пруться решетки, по лестнице, к нам. В тепло, осень и музыку...)
Записать иначе все это никак нельзя - воспоминание жевет только порывом. Оно слишком хрупко и ломко, чтобы выдержать на себе ряды черных, царапающих и рвущих, заточенных на машинке, игл букв.
Хотя....Вот сейчас могла бы собрать весь ворох ночьных воспоминаний, пахнущих дождем Китая, дешевыми чернилами и табаком, прошелестеть им - сдувая с них пыль, рассыпая белыми бабочками по полу - сюда, в тепло. Отдаться теплому прикосновению бумаги к кончикам пальцев, одновременно шершавой и гладкой, как клавиши старого черного пианино, живущего под самым чердаком музыкальной школы... (Там огромные окна, ловящие белыми, крылато распахнутыми створками, потоки ветра. И летящая с ними в пряном осеннем воздухе токката Баха. Моя любимая. Оттачиваемая острыми пальцами пианистки. И еще голуби, тепло воркующие с чердака, иногда забредающие в нашу каморку - спускающиеся, через пруться решетки, по лестнице, к нам. В тепло, осень и музыку...)
Записать иначе все это никак нельзя - воспоминание жевет только порывом. Оно слишком хрупко и ломко, чтобы выдержать на себе ряды черных, царапающих и рвущих, заточенных на машинке, игл букв.