Из книги В.В. Набокова "Лекции по русской литературе (Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев)". (Москва. Независимая газета, 1996).


Об Аглае – «он жаждет спасти ее, открыв перед ней правильный путь, и соглашается жениться на ней» (с. 207) Признаться, подобная мысль ни разу не приходила мне в голову… Ну конечно, иначе зачем же еще Мышкину терзаться любовью сразу к двум женщинам одновременно – одну он спасает от косности и затхлости обывательства, другую – от самой себя, - вот только просто спасать, не любя, граф Мышкин не может, в этом весь он.
«… она «сумасшедшая» в хорошем смысле, по Достоевскому (он явно предпочитает сумасшедших людям нормальным)» .

О Настасье Филипповне – «…демоническая, гордая, порочная, соблазнительная и, несмотря на свое падение, неподкупно чистая Настасья Филипповна, одна из тех невозможных, выдуманных, раздражающих героинь, которыми пестрят произведения Достоевского» (там же).
Прекрасно написано. Ярко и обжигающе. Даже если и не читал романа, после такой фразы человек обязательно должен увидеть перед собой черные глаза Н.Ф., горящие и мучительно прекрасные. Впечатление портит только намек на клиширование образов Достоевским.

«Чтобы избавиться от нее, он без лишних колебаний решает выдать Н.Ф. замуж за своего секретаря»
Так просто! А я-то, когда читала впервые, ломала себе голову, - что он хочет сказать, на что он намекает….

«Все, кто окружают Н.Ф., решают, что в душе это порядочная женщина, в ее двусмысленном положении повинен любовник»
Он издевается! И он привык это делать. Потому что он писатель, шокирующий, и потому желанный; потому что он Гумберт, скучающий, и оттого создавший свою «Лолиту»; потому что он интеллектуал, весь интеллект которого от эгоизма – оттого он и смеется над незнанием невинного подростка.
К тому же, Набоков путает части романа. Рогожин и Мышкин обмениваются крестами много раньше, еще до переезда всего общества на летние дачи. Тогда же, летом – свадьба М. с Н.Ф., ее побег из-под венца, «период таинственности» и смерть.
А вообще, очень странно, что он откровенно примитивизируя и усмехаясь (над читателем, надо думать), выделил на Достоевского (Бесов и Идиота вместе) всего 5 страниц.

«В конце концов, рогожин - самый нормальных из троих – не выдерживает и убивает Н.Ф.» (с. 208)

«… Сибирь – своеобразный запасник, где хранятся списанные автором восковые фигуры»
Интересная, метко и изящно сказанная, мысль. Только в ней слишком много пренебрежения и насмешки.

«Вся эта безумная мешанина обильно сдобрена диалогами, призванными передать мнения разнообразных слоев общества о смертной казни или великой миссии русского народа. Герои никогда ничего не произносят, предварительно не побледнев, не зардевшись или не переступив с ноги на ногу. Религиозные мотивы поражают своей безвкусицей» (с. 209)

«… интрига разворачивается с помощью много численных искусных приемов. Правда, иные из них, если сравнить с Толстым, больше смахивают на удары дубинкой, вместо легкого касания перстами художника»
Ну ясно! Последняя фраза все разрешает, и объясняет этот ужасный тон, с которым писатель и педагог Набоков отзывался о писателе-классике Достоевском.
Достаточно вспомнить «Духи Революции» Бердяева, где он коронует титулом духовного отца всей России именно Достоевского, разгадавшего главные душевные качества русского народа – апокалиптичность и нигилизм, - (и оказавшись почти правым); и низводит до уровня обыкновенного писаки-романиста мудреца-Толстого.

Вот, наверное, и все, что осталось нам вечного от Набокова… А впрочем, и то, что осталось – всего лишь дешевая насмешка состоявшегося американского профессора-материалиста над духовным богатством одного конкретного человека; и мелкая месть обиженного молодого писателя, которого схватила за шкирку и вытолкала, вместе с многими другими, злая бабка Революция. Вот только эти «другие» икон не топтали.